Амур де труа. Сборник эротических рассказов - Марк Довлатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну ты и подлиза, Мишка!
– Ну тебе ж понравилось?
– Вкуснотища!
– Так что – стираем?
– Ну погоди.
– Чего годить-то? Если не смотреть?
– Мне… посмотреть хочется. Одним глазком только. Что там в сорок лет еще бывает. Надо ж силы рассчитать. На двадцать лет вперед. Вдруг не хватит.
– Ну так давай посмотрим.
– Ты что! Стыдно! Нельзя так. Как я потом на нее смотреть на работе буду!
– Да ерунда. Может, там и нет ничего такого.
– А если есть? Если они это самое делают.
– Ну, представишь, что это просто порноролик. Из инета.
– Ты думаешь?
– Ну да.
– Так что делать?
– Да давай глянем да и сотрем. По-быстрому.
– Глянем?! Это ты будешь смотреть, как мою начальницу… голую… тарабанят… а она своими сиськами трясет… которыми к тебе прижималась?! Да я тебя лучше сразу убью!
– Ну что ты, Бельчонок! Ты же сама меня попросила. Ей помочь. А потом сама меня к ней привела. Кто она мне. Так, Моника Беллуччи районного масштаба.
– Правда?!
– Ну конечно! Так что? Глянем да и забудем.
– А если совесть потом заест?
– Так мы ее накормим. Тортиком.
– Вот за что я тебя люблю – никогда за словом в карман не лезешь.
– Не, Белка. В карман – это ты лучше залезь. Двумя руками.
– Палучите вы у меня! Оба! Ладно. Давай по-быстрому. Включай.
Михаил взял свой телефон и хотел включить воспроизведение, но передумал – открыл проводник и по сети бросил файлы на жесткий диск медиаплеера, взял пульт и нажал «Play». На сорока двух дюймах возникла комната, в которой он сегодня был – верхний свет не горел, свечи на столе извивались пламенем язычков, будто хотели получше рассмотреть, что делается у стола. У стола стояла на коленях женщина, одетая только в ожерелье из стразов: пламя свечей преломлялось в них и превращалось в яркие блики на ее смуглой коже; она легонько улыбалась и поддерживала ладонями роскошные груди, слегка покачивая ими и подбрасывая вверх.
– Мишка! Да это же Анна Сергевна! Голая вся! Ужас какой!
– А ты кого хотела увидеть – Анну Австрийскую? В горностаевой мантии и короне?
– Ну как же она так может?! На весь экран! Свои сиськи!
– Да их можно и еще увеличить. Вот. Подвески у нее – что надо! В 3D бы снять – сюда бы достали.
– Вот дурак! Выключи!
– Ладно. Стираем уже?
– Погоди. А чего это она на коленях стоит?
– Молится, может, а? Свечи. Часовня. Щас кардинал придет. Давай посмотрим?
– Ну давай. Только ты не увеличивай!
Слева в кадре появилось мужское достоинство оператора, женщина придвинулась, взяла его правой рукой и похлопала им по своей щеке, потом высунула язык и подняла глаза вверх; язык змеиным жалом походил вокруг головки, ужалил ее и спрятался; за дело взялись губы, потом зубы и опять губы.
– Боже, Мишка! Что она делает!!!
– А что? Ты разве так не делала?
– Так она ж солидная женщина! Завотделением! Райбольницы!
– И что?
– Так ее ж в кино снимают! А она сосет как…
– Белка. Их же только двое. И они делают, что хотят. Что им приятно. Что нравится. Это нормально. Разве нет?
– Ну да, наверно. Я прям не знаю, Мишка, что и думать.
– А ты и не думай. Ты вон мокрая уже. От мыслей.
– Ну не трогай! А то не досмотрю! Как ты думаешь – они в лошадки тоже там играют, как мы?
– Во втором файле, может.
Камера смартфона дрожала в отставленной вбок руке: груди женщины колыхались, спина блестела и опускалась вниз, соски терлись о ворс ковра, пальцы левой руки раскрывали губы; камера перемещалась по спине вниз, открывая взору две круглые упругие подушки гарема, на которые хотелось прилечь и забыться сладким сном. Ну давай, Люмьер, влупи ей ладошкой хорошенько!
– Мишка! Да у нее же видно все! Вот бесстыдница! Ну никогда б не подумала!
– Ну Белка, она же доктор. Просто анатомия. Женская.
– Да это не анатомия, а голая задница! Я хоть медсестра, а ты и не доктор даже! Не смотри! Закрой глаза!
– Так я же сегодня в больнице был – я пациент, она доктор, ты – медсестра: амур де труа, да и только!
– Это еще что такое?!
Господи, Майкл, ну когда ты уже засунешь свой язык в…
– Это такой технический термин, Бельчонок.
– А что он означает?
– Он означается, что я соскучился по твоей попке.
– Ну не ври, брихун ты такой! И убери руку оттуда! Еще третий файл!
В третьем файле телефон держала женщина, камера была направлена сквозь расщелину в холмах грудей вниз: бедра ее были широко расставлены, между ними двигалась макушка партнера.
– Мишка! Да она не стриженная даже! И сама себя снимает!
– И зачем это красоту стричь? Ты вот тоже пушистая. Белка.
– Ну не говори так! Развратники вы оба!
На экране телевизора прямо в камеру поднялся мужской корпус, пристроил свою главную часть меж грудей, сжал их по бокам и задвигал ею; это плавное движение перешло в резкие толчки и закончилось в опаловой лужице на смуглой коже – экран потух.
– Боже… я думала… это только мы с тобой… такие…
– Ты разочарована?
– Я обалдела совсем, Мишка. От такого.
– Ты разве раньше такого не видела? В кино?
– Так то ж актеры! В Америке! А это Анна Сергевна! Тут!
– Так и ты тоже тут, Бельчонок. Расслабься. Все нормально.
– Да как я могу расслабиться, Дуридом ты совсем!
– Ну давай я.
– Так же?
– Если хочешь.
– Не, ну конечно хочу. Будто ты не знаешь. Теперь даже и не так стыдно будет.
– Ну вот, хоть какая польза.
– Ну конечно, хоть какая! А чего это он у тебя опять торчит, как водонапорная башня?
– Первого файла хочет, Бельчонок.
– С ней?!
– Вот ты дурында какая у меня! Давай уже поработай – с обеда ждем!
– Ну ничего, подождите еще. Я сильнее хочу. Давай с третьего начнем.
– Файла?
– Слушай, Мишка.
– Что.
– Да нет, это я так.
– Говори уже.
– Нууу.. может я… как она… пока ты там…
– Язычком поработаешь?
– Да нет! Третий файл!
– Как она? Ты хочешь… кино снять?
– Ну не спрашивай! Уйду щас совсем! Сам догадайся!
– Своим телефоном?
– Ну да.
– Анне Сергеевне показать?
– Вот дурак! Ну совсем Дуридом!
– А зачем?
– Нууу… не знаю. Захотелось просто. Сама не знаю, почему. Могу я захотеть что-нибудь?
– Ты можешь захотеть все, что угодно, Бельчонок.
– Правда? Так ты согласен?
– Ладно. А потом я?
– А вдруг ты телефон потеряешь?
– Да у меня три пароля и блокировка через сеть.
– Нууу…
– Не ну, а да.
– Ну, да, да! Ладно! Но только ты пееервый!
– Договорились.
– Правда? Ты согласен… быть… у меня в телефоне… там…
– Да мне только приятно будет. Может, вспомнишь когда-нибудь, посмотришь.
– И ты не боишься, что я кому-нибудь покажу?
– Белка.
– Что.
– Мы же верим друг другу. Нет?
– Ну да.
– Давай договоримся: это только для нас двоих. Навсегда. И можем делать все, что хотим. Идет?
– Ладно. Так я беру телефон?
– Погоди.
– Ты что – передумал уже?
– Нет. Помнишь, тебе сон снился?
– Какой?
– Про торт.
– Помню. Стыдный совсем.
– Давай твоего бельчонка тортиком накормим.
– И снимем?! Я?! И оставим?!
– Ну да. А потом ты. Крем со сливками будешь?
– Ну Мишка, ну это стыдно!
– Но вкусно.
– Нууу… вкусно.
– Так ты согласна?
– Нууу… ладно. Но только я первая!
– А попку намажем кремом?
– Ну убью тебя щас!!!
– Потом?
– Ну не приставай, Мишка! Много сладкого – вредно!
– Ладно. Растянем удовольствие.
– Нууу… посмотрим. Как ты себя будешь вести.
– Я буду героем! Хоть каждый день на балконы буду прыгать!
– Герой ты мой любимый. Не надо тебе по чужим балконам лазить. Иди уже за тортиком.
– Ладно. Раздвинь ножки пока. Я мигом.
***
Красный бархат, черный шелк
Михаил Дуридомов ощутил тепло сквозь закрытые веки, повернулся на правый бок и поелозил левой рукой рядом с собой, рука наткнулась на холодную простыню: место Бэлы пустовало; он резко развернулся, открыл глаза и посмотрел на дисплей спутникового ресивера. Елки-палки, уже почти десять, Белка ушла давно, а ты дрыхнешь. А что-то тебя ждет может быть сегодня. Хорошее. А ты все проспишь так. Проснешься когда-нибудь в склепе. Один. Открыл глаза – одно черное вокруг. Бррр. Пошли уже кофе пить, Майкл. Ну пошли. Он посмотрел на шторы: они горели красным теплым светом, луч солнца прорвался в просвет, разрезал темноту комнаты и проложил по пододеяльнику яркую полосу, окрашенную по краям в красноватые тона.
На кухне Михаил сыпанул жменю «Carte Noire» в жерло кофеварки, нажал кнопку и пошел чистить зубы. Вернувшись на кухню, он открыл крышку ноутбука, нажал Power, забрал у кофеварки бабушкину кружку и поднес ее к носу, сёрбнул, облизал пену, достал из пачки сигарету, провел ею под носом и закурил.
По выходным они с Бэлой завтракали вместе, она заливала кофе в кофейник недавно купленного сервиза, разливала по маленьким белым чашечкам с перламутровым отливом, брала свою и пила кофе, картинно отставляя мизинец. Ему нравился этот мизинец, нравилась Белка, командующая на кухне, и он подчинялся новому ритуалу, но, когда просыпался один, предпочитал пить кофе из старой бабушкиной кружки, вдыхая аромат французской арабики и выпуская через ноздри дым сигареты с вирджинским табаком.
